Почему мы покупаемся на культ переработок?

В 1987 году Гордон Гекко, беспринципный брокер с сигарой в фильме «Уолл-стрит», заявил всему миру: жадность — это хорошо. В фильме — который оказывается в итоге поучительной историей — показано, как одержимые работой и богатством руководители просиживают часами в шикарных небоскребах, заключают сделки и поднимают себе зарплату за счет тех, кто оказывается на их пути. Если вы живете работой (а заодно не обделены гибкостью морали), то вас ждет незабываемая награда.

Хотя у многих из нас амбициозные трудоголики ассоциируются с 1980-ми годами и финансовой сферой, склонность посвящать себя работе и превозносить культуру сверхурочных часов по-прежнему широко распространена. Более того, она проникает во всё новые отрасли и профессии, подстраиваясь под каждую из них.

Исследования показывают, что работники по всему миру в среднем работают 9,2 неоплачиваемых сверхурочных часа в неделю — по сравнению с 7,3 часа всего год назад. Офисы заполнены плакатами, мотивирующими нас на работу. Техмиллиардеры призывают сотрудников жертвовать сном, чтобы те смогли «изменить мир». После пандемии рабочие недели удлинились; мы отправляем электронные письма и сообщения в Slack в полночь, границы между личной и профессиональной жизнью стираются.

По сути, мы не так далеко ушли от эпохи Гекко, как нам кажется. Но есть одно отличие: мы гораздо лучше понимаем последствия сверхурочной работы и того, как выгорание может отразиться на нашем психическом и физическом здоровье. Однако преклонение перед напряженной работой засело настолько глубоко в нас, что придется изменить культуру – чтобы положить конец одержимости переработками. Может, постковидный мир — это наш шанс?

Где и почему люди перерабатывают

Переработки — явление, характерное не только для Кремниевой долины или Уолл-стрит. Люди работают подолгу во всем мире в силу различных причин.

В Японии культура переработок восходит к 1950-м годам, когда правительство активно добивалось быстрого восстановления страны после Второй мировой войны. В странах Лиги арабских государств наблюдается высокий уровень профессионального выгорания среди медицинских работников. Вероятно, потому, что 22 члена этой организации — развивающиеся страны с перегруженными системами здравоохранения, как показывают исследования.

Причины переработок также зависят от отрасли. Одни из первых исследователей профессионального выгорания в 1970-х годах отмечали, что многие люди, работающие в сфере оказания помощи, например сотрудники больниц или психологических центров, как правило, работают подолгу, что приводит к эмоциональному и физическому истощению — эта тенденция проявилась и во время пандемии.

Но для миллионов людей переработки — символ статуса, который выводит нас на путь к успеху, независимо от того, определяем ли мы его богатством или постом в Instagram, который создает иллюзию воплощения мечты на работе мечты. Романтизация работы, похоже, особенно распространена среди «информационных работников» из среднего и высшего классов. В 2014 году журнал New Yorker назвал эту преданность переработкам «культом».

 «Мы прославляем определенный образ жизни, и он заключается в следующем: вы дышите работой, спите с работой, просыпаетесь и работаете над работой весь день, а затем ложитесь спать, — комментирует Анат Лехнер, доцент факультета менеджмента Нью-Йоркского университета. — И так повторяется снова, и снова, и снова».

Истоки

Откуда же берет начало привычка превозносить переработки? Почему в богатых западных странах бытует мнение, что работать до изнеможения — это повод для гордости?

Корни этого явления восходят к «протестантской трудовой этике» 16 века — мировоззрению европейских протестантов. В соответствии с ним тяжелый труд и стремление к прибыли представлялись добродетелью. Салли Мейтлис, преподаватель организационного поведения и лидерства в Оксфордском университете, полагает, что «позднее стремление к эффективности, которое зародилось в эпоху промышленной революции», равно как и ее способ оценки, «еще больше укрепили ценность усердного труда, часто ценой личного благополучия».

Перенесемся во времена Тэтчер и Рейгана, когда долгие часы, которые яппи проводили в офисе, чтобы обеспечить себе карьерный рост и безудержный консьюмеризм того десятилетия, вошли в норму. Затем, в конце 1990-х и в начале 2000-х годов, трудоголиков стали распознавать не по пиджакам, а по толстовкам, потому что технологические стартапы выросли в таких гигантов, как Google и Facebook, а власть сосредоточилась в Кремниевой долине. 

Общество стало превозносить предпринимателей, которые говорили, что хотят изменить мир, и рассказывали, как они планируют свои (очень длинные) дни в расчете на максимальную эффективность. Мейтлис подчеркивает мотивационный сдвиг между Гордоном Гекко и Марком Цукербергом; последний полагает, что им движет «страсть к товару или услуге, или к высшей цели». (Правда, в дураках осталось само общество, потому что новые технологии в конечном итоге привели к перегрузкам и профвыгоранию.).

Сегодня многие вынуждены долго работать, чтобы расплатиться с долгами, удержаться на работе или продвинуться по карьерной лестнице (и во многих случаях компании ожидают, что сотрудники будут засиживаться в офисе и всегда быть на связи). Но для тех, кто исповедует культуру переработок, в этом есть и элемент перформанса, проявляющийся в виде новой машины, которой можно похвастаться, «карьеры мечты», позволяющей заниматься чем-то значимым, или даже усталости, которую можно выставить напоказ как причудливый трофей.

Столетия назад «мужчины дрались на дуэлях, и у них оставался дуэльный шрам — этакий почетный знак. Ты сражался и выжил, — говорит Кристина Маслач, заслуженный профессор психологии Калифорнийского университета в Беркли. — Вот в этот момент-то и можно похвастаться: „Да, я не сплю“. Культура переработок такая же».

Фаст-трек профвыгоранию

Одновременно с культом работы, однако, проявилось и его неприятное последствие — профессиональное выгорание. «У этого явления есть циклы — его открывают заново, потом интерес к нему ослабевает, и потом его открывают вновь», — рассказывает Маслач, которая изучает выгорание с 1970-х годов.

В то время профессиональное выгорание изучалось на волонтерах наркологических клиник и прочих работниках сферы услуг, которые часто дежурили по ночам и жаловались на головные боли, депрессию и раздражительность на работе. Десятилетие спустя, когда в США и Великобритании экономика развивалась бурными темпами, фиксация на личном капитале резко возросла, и люди стали работать долго и упорно. Но если переутомление было в почете, следующее за ним выгорание — нет.

Всемирная организация здравоохранения характеризует профессиональное выгорание как синдром, «возникающий в результате хронического стресса на рабочем месте, который не был успешно преодолен», сопровождающийся чувством усталости, негативным отношением к работе и снижением профессиональной эффективности. Другими словами, вы чувствуете себя опустошенным, физически и эмоционально, и задаетесь вопросом, почему вообще согласились на эту работу. В 2019 году ВОЗ включила профессиональное выгорание в 11-ю Международную классификацию болезней.

«Сегодня мы живем в кошмаре», — констатирует Лехнер. Несколько десятилетий назад «масштабы профессионального выгорания не были сравнимы с тем, что вы видите сегодня». По ее словам, «культура выгорания во многом пришла с Уолл-стрит», но сейчас всё еще хуже, потому что мы возводим на пьедестал технологических бизнесменов, которые почти не спят. (В 2018 году глава Tesla и SpaceX Илон Маск написал в Twitter, что, если говорить о его компаниях, «есть места, где работать гораздо проще, но никому еще не удавалось изменить мир за 40 часов в неделю».)

«Прежнее разделение на день и ночь или „ давайте поработаем до пяти, потом пойдем в паб, и ляжем спать в 10 вечера“ — это для 20 века. 21 совсем другой», — объясняет Лехнер». В нашей культуре всё происходит в режиме 24/7. Социальные сети — 24/7, общение — 24/7, стриминги — 24/7, всё — 24/7. У нас нет фиксированных границ».

Будущее

Несмотря на то, что мы работаем больше, чем когда-либо, а молодые работники сталкиваются с потенциально токсичным сочетанием усиления финансового давления (студенческие долги вдобавок к более низкой зарплате и росту цен на жилье), стремлением найти стабильную работу мечты на всё более нестабильном рынке труда, можно заметить и некоторые признаки перемен. 

В марте 2021 года шуточный опрос 13 начинающих аналитиков Goldman Sachs стал достоянием общественности. По словам респондентов, в среднем они работали по 95 часов в неделю и спали по пять часов за ночь. «Это уже не „трудолюбие“, это бесчеловечность или издевательство», — сказал один из участников опроса, с которым ознакомилась BBC. На TikTok, пользователи поколения Z открыто говорят о проблемах с психическим здоровьем и создают сообщества, в которых обсуждают депрессию, панические атаки и выгорание.

Какой бы разрушительной ни была пандемия, она заставила нас по-новому взглянуть на баланс между работой и личной жизнью. В 2021 году LinkedIn провела в течение двух недель опрос более 5000 человек: 50% и 45% респондентов ответили, что после пандемии они стали больше внимания уделять гибкости графика или расположению места работы, балансу между профессиональной и личной жизнью.

«Пандемия оказалась мощным фактором не только для того, чтобы привлечь внимание ко многим важным составляющим нашей жизни — здоровью, семье, отношениям, — но и нарушила часть ее привычного уклада, которые удерживал людей на беговой дорожке работы», — говорит Мейтлис.

Как следствие, некоторые компании заговорили о том, чтобы предлагать работникам более эффективные программы по заботе о психическом здоровье, включая такие бонусы, как бесплатные сеансы психотерапии или доступ к оздоровительным приложениям. Однако эксперты считают маловероятным, что мы вступаем в новую эру, в которой благополучие будет цениться выше переработок.

К примеру, хотя технологии позволили нам работать из дома неограниченное количество времени, они также привязывают нас к работе в течение всего дня. Если планируется созвон, в котором участвуют сотрудники из Лондона, Токио, Нью-Йорка и Дубая, некоторым из них придется встать в два часа ночи. Если они откажутся, компания найдет тех, кто согласится, потому что, пока мы поддерживаем культ денег, статуса и достижений, всегда найдутся люди, готовые упорно работать, чтобы их получить.

В конечном счете, компании хотят зарабатывать деньги. «Мы давно дегуманизировали рабочее место, и у меня это не вызывает никакой гордости», — говорит Лехнер. Для многих компаний ситуация не изменилась: «Если не будете работать, придет кто-то, кто сможет. А если и это не поможет, мы привлечем ИИ. Если же ИИ одержит верх, мы перейдем на внештатников». Работайте сверхурочно или останетесь без гроша в кармане.

Поэтому Лехнер не верит, что проблему профвыгорания удастся решить в ближайшем будущем. «Людям не очень-то нравится такое слышать. Они думают, что вступают в отношения с работодателем, в которых прописано: “Я много работаю, а вы обо мне заботитесь”. И опять же, это мышление 20 века».

Мы на распутье: можно сделать приоритетом свое благополучие, а можно — отправить электронное письмо в три часа ночи, потому что это понравится начальству. Возможность работать из дома лишь немного облегчит бремя — работники должны отказаться от идеализирования профвыгорания, а компании — от внушения сотрудникам мысли, что они должны работать во внеурочные часы.

«Офис может быть для нас крайне нездоровой средой, поэтому если когда-то и стоило изменить подход к работе, то сейчас для этого самое время, — говорит Маслач. — Если посадить растение в горшок, не поливать его, дать ему плохую почву и лишить солнечного света, то неважно, насколько красивым оно было раньше — ваше растение завянет».

По материалам BBC
Автор: Брайан Лафкин

Переводила: Елизавета Яковлева
Редактировала: Анастасия Железнякова